«Дальнейший путь Сирии — вопрос будущего, причем не столь далекого»
Почему Россия решила вывести военных из Сирии именно сейчас и какой вклад внесла в разрешение конфликта между действующим правительством и оппозицией? Что ждет Сирию после ухода Асада? На эти и другие вопросы Анатолию Кузичеву ответил директор Центра анализа стратегий и технологий Руслан Пухов в рамках программы «Действующие лица».
«Мы были в Сирии, чтобы стабилизировать государство — все, что было заявлено, исполнено»
Руслан Пухов о причинах вывода российских военных из Сирии: «Надо сказать, что у Путина, знаете, чутье и макроисторическое, и тактическое. Наверное, многие говорили, что надо задержаться, мы еще не решили всех задач, и, в конце концов, посмотрите, что говорил Путин 1 октября и что говорил Сергей Иванов, глава администрации. Они сказали ровно то, что сбылось, они сказали, что мы входим туда на совершенно конкретный срок, что мы скоро оттуда выйдем, что не будет никакой наземной операции, что мы там не для того, чтобы поддержать, как заливались многие СМИ, шиитов против суннитов. Мы там, чтобы стабилизировать это государство, чтобы обеспечить ему некий политический транзит. Собственно говоря, все, что было заявлено, все исполнено. Наверное, если рассматривать победу в терминах „Апофеоза войны“ Верещагина, где же те головы, где тонны крови, но, опять же, мне кажется, что это чистая победа, учитывая, что в отличие от той же Армении, того же Таджикистана, которые являются нашими формальными союзниками по ОДКБ, если была бы какая-то война, у нас были бы гораздо более глубокие обязательства перед этими странами, все-таки перед Сирией у нас таких обязательств нет, и с какой стати мы должны расплачиваться жизнями русских солдат, офицеров, гражданского персонала».
О целях, преследуемых Россией в Сирии: «У армии два состояния: она или воюет или готовится воевать. И если есть возможность легально, легитимно свою армию пропустить через реальные боевые действия, то эту возможность упускать нельзя, ее никогда не упускали ни американцы, ни французы, даже шведы и те послали свои новые самолеты в Ливию, чтобы там отметиться и лучше их продвигать на мировом рынке, но это никогда не бывает все-таки основной причиной. Глупо не пользоваться этой возможностью».
«Мы вошли туда фактически на шесть месяцев, чуть меньше, но будем так считать для простоты. На самом деле, шесть месяцев — это достаточный срок по меркам любой войны, будь то Первая мировая война, Вторая мировая война, какой-то затяжной конфликт, который вы видели во времена холодной войны, для того, чтобы или кардинально переломить ход сражений, или нет, мы зашли туда, и неважно, было там 30 самолетов, у них в конце осталось 60 вместе с вертолетами, 2 тыс. наших военнослужащих или 6 тыс. — это все-таки был очень ограниченный контингент. Мы, естественно, не могли воевать в этой стране за сирийцев, мы помогли им стабилизировать ситуацию. Мы как бы придали этой армии импульс, но она должна воевать за свою страну, определенный груз мы взяли на себя, но мы не можем взять на себя больше, мы не можем быть большими сирийцами, чем сами сирийцы».
«Хочется надеяться, что худой мир лучше доброй ссоры»
Руслан Пухов о военных расходах: «Мы дважды наращивали наш контингент: как бы было, условно, две волны расширения после изначального числа, которое там было. Наверное, судить о том, насколько масштабным останется наше присутствие на военно-морской базе в Тартусе и на авиационной базе Хмеймим, сложно, но совершенно очевидно, что оно будет в разы — в два, может быть, в три раза — меньше от нынешнего числа. Это, соответственно, уменьшит риск для наших военнослужащих. Это, наверное, создаст предпосылки для того, чтобы это было чуть менее финансово затратно для нашего государства. Понятно, сейчас мы себе это можем позволить, это пока еще в рамках бюджета Министерства обороны находится, но, собственно говоря, любая война — затратна».
О дипломатии: «Конечно, все очень зависит от того, насколько устойчивым будет перемирие, насколько те стороны, которые там участвуют, а главное, их так называемые спонсоры, как мы видим, Россия наряду с военными действиями вела интенсивные дипломатические действия — просто можно судить по открытым источникам. Даже с теми режимами, которые мы не очень любим, но так как у них есть голос в этом деле. Помимо Вашингтона, мы вели консультации со всеми, может быть, кроме Турции — и с Катаром были интенсивные переговоры, и с Саудовской Аравией. Недавно был внезапный визит министра обороны в Иран, причем он до этого был там буквально полтора месяца назад. И вот, он снова туда собрался, мы об этом знаем — это не афишировалось, повестка дня не известна, но я думаю, что это было, так или иначе, связано. Мы знаем, что недавно Владимир Владимирович встречался с иорданским королем Абдаллой II, поэтому есть надежда, что все те, у кого есть в этом, скажем так, „акционерном обществе“ нынешней Сирии, используя такое условное сравнение, как у нас с Асадом, как бы „блокирующий пакет“. Есть он еще у американцев, есть он у британцев, французов и остальных. Соответственно, если все стороны нашли какое-то приемлемое решение, очень хочется надеяться, что скажется усталость для людей, воюющих на стороне по крайней мере тех, кто не относится к совсем радикальным группировкам, таким, как так запрещенное в России „Исламское государство“. Хочется надеяться, что худой мир лучше доброй ссоры».
Председатель Комитета по международным делам Совета федерации Константин Косачев о вкладе России в разрешение сирийского конфликта: «Совершенно точно это не поражение, это, если выбирать из двух вариантов, конечно же, победа. Но ситуация значительно сложнее. На самом деле, победа в Сирии еще впереди: эта победа должна быть одержана сирийскими властями, сирийской армией, сирийским народом. Битва-то идет, собственно говоря, за сохранение Сирии как страны, за возврат страны в правовое поле, за восстановление суверенитета этой страны. И этой победы нам всем бы очень хотелось еще увидеть. Но то, что Россия внесла свой абсолютно правильный и посильный вклад в приближение к этой победе, у меня нет ни малейших сомнений.
Это очень крупный успех здравого смысла, если хотите, это большая очень победа добра над злом. Если говорить о попытках установления однополярной модели мира и десуверенизации тех стран, которые с этим не согласны, в качестве источника угрозы».
Об имидже России: «Для России демонстрация собственной военной мощи совершенно точно не была самоцелью. Целью для нас было показать авторам однополярной модели мира, что и модель не работает, и авторство сомнительно, что есть много разных точек зрения на то, как должен быть обустроен мир. И что, в конечном счете, он будет обустроен не потому, что та или иная сторона возьмет верх, а потому, что он должен сложиться из многих точек зрения на этот вопрос. Наша точка зрения оказалась, в конечном итоге, не менее — а в чем-то даже более — востребованной, чем та точка зрения, которая в мире доминировала последние 25 лет после окончания холодной войны, которая исходила от группы стран, которые присвоили право на то, чтобы вершить судьбы этого мира».
О позиции Москвы о Башаре Асаде: «Нашей позицией никогда, ни на одном этапе с самого начала не была позиция „Асад не должен уйти“, как и „Асад должен уйти“. Мы последовательно говорили о том, что мы в этом вопросе в принципе не занимаем позиции, потому что мы не имеем права этого делать. Единственный, кто имеет на это право, — это народ Сирии. Это не какая-то демагогия — это реальная, совершенно конкретная позиция Российской Федерации. Мы не высказывались ни против Асада, ни в поддержку Асада. Этого не должно происходить до сих пор. Все, что мы говорили — что судьба Асада и, естественно, всей Сирии должна решаться политическим путем, а не путем вооруженного восстания и насильственной смены власти — будь то извне или изнутри при поддержке извне. И наша точка зрения взяла верх».
«Судьбу президента в Сирии будет решать, естественно, народ»
Профессор Института стран Азии и Африки МГУ Владимир Исаев о возможной судьбе Сирии без Асада: «Их можно вполне отделить, ничего в этом страшного я не вижу, потому что Сирия и без Асада тоже существовала, страна достаточно древняя, правители меняются, и вообще, незаменимых людей нет. Зайдите на любое кладбище, вы увидите там такое количество незаменимых, которые были при жизни незаменимы, тем не менее, им нашли замену. Значит, дело не в Асаде. Здесь, в Сирии, судьбу президента будет решать, естественно, народ во время этого переходного периода. И в этом плане на переговорах, которые ведутся в Женеве, наша страна, и сами сирийцы занимают достаточно жесткую позицию, они говорят о том, что дело не в Асаде, хотя противоположная сторона говорит, что он является центром зла, и поэтому он сначала должен уйти, а потом что-то дальше произойдет. Не знаю, чем закончатся эти переговоры, пока этот вопрос они обходят, обсуждают другие вещи.
Что касается судьбы Сирии, опять-таки, это решается сейчас не в Женеве, хотя там обговариваются достаточно серьезные вещи типа того самого переходного периода, будущей конституции, как организовать выборы и так далее. Но, тем не менее, они решаются на военной базе Хмеймим. От того, сколько полевых командиров будет дальше принимать условия перемирия, будет много зависеть, что будет в Сирии. А дальше уже будет ли Сирия идти по пути автономизации, федерализации, распада на какие-то государства, возвращения к конституции 1936 года, которая была основана на так называемом конфессиональном принципе, как существует Ливан нынешний по сей день тоже с тех же